Двадцать седьмая пустыня

1

Я резко открыл глаза и окинул взглядом полупустой вагон. Место рядом было свободно. Заглянул под кресло, а затем на полку у себя над головой в поисках сумки или чемодана, но не нашел ничего, кроме пустой пластиковой бутылки из-под воды. По привычке полез в карман джинсов за телефоном, но и его не обнаружил. Сознание, мирно спавшее несколькими мгновениями ранее, набирало обороты со скоростью поезда, несущего меня в неизвестность. В висках пульсировала кровь, в горле пересохло, дыхание участилось. Стараясь собраться с мыслями и не выдать своего состояния окружающим, я встал и вышел в тамбур.

У дверей вагона я увидел вывеску с правилами безопасности на шведском языке. Хорошо, теперь хотя бы знаю, что по-прежнему нахожусь в той же стране. Прислонившись лбом к стеклу, я вглядывался в пейзаж за окном и пытался найти хоть какую-то долю здравого смысла в абсурдной ситуации, героем которой оказался. Кроме стремительно сменявших одна другую белых елок, взгляду было не за что зацепиться.

Во рту не было привкуса алкоголя, в животе немного урчало, резко захотелось есть. Я поднял рукав куртки и посмотрел на часы: без четверти час. Тем не менее свет за окном скорее походил на предзакатный, нежели на полуденный. В столице в час дня небо выглядит по-другому. Либо часы отстают, либо я направляюсь на север. Судя по снежным полям за окном, именно так и есть. Дело за малым: выяснить, какого черта я забыл на севере Швеции.

Моим последним воспоминанием до того, как я очнулся в поезде, были сумеречные очертания нашей спальни в Стокгольме. Вчера я допоздна засиделся за работой, потом поцеловал на ночь спящих детей, лег в кровать и сразу же уснул рядом с женой. Все как обычно. За исключением одного события, которое я с самого начала нарочно прятал в самую глубину разума, отказываясь верить в происходящее.

2

Пятница не предвещала ничего интересного, а уж тем более судьбоносного. Возвращаясь вечером домой, я придумывал отговорки, чтобы никуда не ехать, но на ум так и не пришло ничего правдоподобного.

— Поль, где тебя носило? Нам выезжать к Несбиттам через пять минут! — услышал я голос Лорен, едва ступив на порог.

— Выедем вовремя, успокойся.

В дверном проеме показался хрупкий силуэт жены. Много лет назад, когда мы впервые встретились, у меня мгновенно возникло желание обнять ее. Не страстно и горячо, а трепетно и нежно, как ребенок обнимает любимую игрушку. Сейчас, когда на меня смотрели полные негодования глаза уверенной в себе женщины, я не имел ни малейшего понятия, нужны ли ей по-прежнему мои защита и забота.

— Почему ты никогда не отвечаешь на мои звонки? Зачем вообще телефон, если он вечно на беззвучном режиме? — вздохнула она, убирая с лица пряди непослушных волос.

В ответ я лишь пожал плечами, глядя на отблески подвески в виде полумесяца в вырезе ее блузки. В этот вечер Лорен выглядела особенно привлекательно. Я хотел сказать ей об этом, но почему-то не стал.

Мы молча пересекали вечерний Стокгольм с запада на восток. Лорен не любила разговаривать, когда была за рулем. Я повернулся к окну и наблюдал за тем, как редкие посетители, до ушей подняв воротник в попытке защититься от ветра, попивают дымящийся кофе на террасах кафе. Свет последних лучей закатного солнца играл на выпуклых камнях мостовой, отшлифованных тысячами пар ног. Тут и там лежали островки спрессованного снега, и мне казалось, я слышал, как они стонут под грязными подошвами прохожих.

За последние годы этот город стал мне родным. Я ни разу не пожалел о том, что променял на него родной Марсель и последовал за женой, когда ей предложили преподавать в одном из крупнейших шведских университетов. К Франции нас все равно мало что привязывало: я работал удаленно, связь с родственниками едва ли поддерживал, а родители Лорен жили в Лондоне — она оттуда родом. Именно в Стокгольме мы превратились в настоящую семью, улыбающуюся с глянцевой фотографии в рамке над комодом. Четыре с виду счастливых лица, не подозревающих о том, какие перемены несет им северный ветер.

3

Сделав несколько глубоких вдохов, я принялся рыться в карманах куртки в поисках других зацепок. В правом не оказалось ничего, кроме двух помятых пластинок мятной жвачки, в левом лежал кошелек. Я открыл его и внимательно изучил содержимое: идентификационная карта, водительские права, страховой полис. Внимание привлекли две необычные детали. Во-первых, в отделе для купюр лежало сорок тысяч крон. Я никогда не держал при себе наличные, тем более в таком количестве. Во-вторых, на месте моей привычной банковской карты лежала карта незнакомого банка, на которой золотыми буквами были выгравированы мои имя и фамилия. Когда я успел ее оформить?

Затем я проверил внутренние карманы и обнаружил в одном из них два аккуратно сложенных листа А4. Несколько минут я смотрел в окно на монотонный пейзаж, прежде чем решился их развернуть. На первом листе было подтверждение брони на одну ночь в городе Лулео. Мое имя, чужие номер телефона и адрес электронной почты. Трехзвездочный отель, 26–27 ноября 2018 года. Вчера, когда я ложился спать, было двадцатое ноября. Какое число сегодня? Я понятия не имел.

На втором листе — квитанция аренды автомобиля на два месяца. Автоцентр, в котором я должен был забрать машину, тоже находился в Лулео. Хотя бы здесь прослеживалась какая-то логика. В документе были указаны те же координаты для связи, что и в брони отеля.

Я бережно сложил бумаги и вернул их во внутренний карман куртки, плотно застегнув молнию. В конце концов, это мои единственные зацепки, и потерять их теперь было бы глупо. Какой бы абсурдной ни казалась ситуация, она начинала принимать робкие очертания. От этой мысли стало легче дышать. Оставалось узнать, какой сегодня день и каким ветром меня занесло в эти края.

Размышления прервал голос из громкоговорителя прямо над головой. Проводник объявил, что поезд прибывает на вокзал города Умео, где можно совершить пересадку до Лулео. Я не был силен в шведской географии, но примерно представлял себе Умео где-то на берегу Ботнического залива, на полпути от Стокгольма до финской границы. По моим подсчетам, это означало, что я успел проделать не одну сотню километров в северном направлении, ничего не заметив. Мир вокруг пошатнулся, к горлу подступила желчь.

Я вернулся в вагон и еще раз внимательно осмотрел свое место в надежде обнаружить хоть какой-то багаж. Пусто. Но на полу под креслом я нашел свой билет Стокгольм — Лулео. Бегло оглядев его, я удостоверился, что поезд покинул Стокгольм в семь утра двадцать шестого ноября. Выходит, в моем временном пространстве и впрямь образовалась дыра размером почти в неделю. От этой мысли паника окончательно вытеснила зарождающийся дух авантюризма.

Умео встретил меня пощечиной ледяного ветра. Скрывшись в здании вокзала, я без труда нашел на большом экране свой поезд — все, как в билете. Двумя строками ниже я увидел поезд на Стокгольм и заколебался. Я явно недооценил спектр чувств, которые могут одолеть человека, оказавшегося без привычной опоры, наедине с самим собой в незнакомом месте. Шум голосов и скрежет колес чемоданов разрывали тяжелый воздух. Мне стало страшно.

Зачем я принял это идиотское предложение? Неужели оно оказалось правдой? Часть меня хотела стремглав бежать обратно, а другая заставляла оставаться на месте, снова и снова прокручивая назад события последних месяцев, словно в замедленной съемке. Я понимал, что в какой бы поезд теперь ни сел, он все равно сойдет с рельсов и покатится в заданном направлении. Его траектория была предопределена в тот апрельский пятничный вечер, который навсегда изменил мою жизнь.

[Конец бесплатного фрагмента]

Бесплатный фрагмент